Вам знакомо ощущение, когда книгу хочется обнять? «451 градус по Фаренгейту» -именно такая книга! Изумительный слог, радующий глаз и ухо, нетривиальный замысел, интересные герои. Но, пожалуй, не буду петь долгие величественные оды в честь Брэдбери, сразу скажу — книгу стоит прочесть, а тем, кто уже прочел, еще раз!

В основе романа лежит инверсия: пожарные не тушат огонь, наоборот — разжигают, точнее подвергают сожжению все, что не обделено интеллектом, а именно книги, которые заставляют читателей задумываться о жизни. Таким образом автор описывает общество, которое опирается на массовую культуру и потребительское мышление.

Без сомнения, идея достойна экранизации!



Синопсис: Главный герой романа, Гай Монтэг, работает «пожарным» — каждый день по зову сирены он отправляется на исполнение своего профессионального долга (уничтожения литературы), пребывая в полной уверенности, что действует согласно закону и моральным принципам общества. Однако после случайной встречи с девушкой Клариссой, поведение и увлечения которой далеко выходят за рамки «нормальности», ему предстоит многое переосмыслить.

Главные роли исполнили Оскар Вернер (Гай Монтег) и Джули Кристи (Кларисса, Милдред). Режиссер — Франсуа Трюффо.







Как бы я не любила Трюффо, все же вынуждена признать, что картина вышла крайне неудачной: нелепая бутафория, символизирующая будущее, слишком броское цветовое решение(избыток красного цвета на экране вызывает скорее раздражение, чем ассоциацию с огнем), настойчивая детализация, неуместный и даже местами смешной «кроп» — все это можно оправдать техническими возможностями кинематографа 60-х годов и авторскими экспериментами «новой волны», но что режиссер натворил с главными героями?



Некоторые персонажи бесследно уничтожены (старик Фабер и Механический Пес), другие искажены до безобразия: Гай Монтег — из человека целеустремленного, но запутавшегося в «правильности» собственных решений превратился в какое-то безвольное существо, его супруга Милдред (в фильме Линда) из вечно сонной, совершенно отрешенной от жизни женщины, пребывающей в мире иллюзий посредством «наушников-ракушек» и «говорящих стен» в капризную, зловредную тётку. Конечно, я утрирую, но все же персонажи утратили характеры и ярко выраженный конфликт. Что касается образа Клариссы, то он потерял свою уникальную свежесть: светлая юная школьница, олицетворяющая противостояние бездумной массовой культуре, в фильме стала просто жертвой бюрократической машины — учительницей младших классов, которую лишили работы за вольнодумство. К тому же, «функции Фабера» были перенесены на нее, что породило несколько иное качество симпатии Монтега к этой молодой особе и кардинально изменило ее «книжную судьбу». Но самое обидное, что Трюффо упустил яркое противопоставление привычного мира Монтега, законсервированного в бетонные стены, пестрящему красками и звуками миру природы, который скрывается за чертой города, особенно сильно подчеркнутое в момент погони Механического Пса за главным героем.

«Монтег был уже у реки. Он окунул руки в воду, чтобы убедиться, что она не привиделась ему. Он вошел в воду, разделся в темноте догола, ополоснул водой тело, окунул руки и голову в пьянящую, как вино, прохладу, он пил ее, он дышал ею. Переодевшись в старое платье и башмаки Фабера, он бросил свою одежду в реку и смотрел, как вода уносит ее. А потом, держа чемодан в руке, он побрел по воде прочь от берега и брел до тех пор, пока дно не ушло из-под ног; течение подхватило его и понесло в темноту.

Он уже успел проплыть ярдов триста по течению, когда пес достиг реки. Над рекой гудели огромные пропеллеры геликоптеров. Потоки света обрушились на реку, и Монтег нырнул, спасаясь от этой иллюминации, похожей на внезапно провалившееся сквозь тучи солнце. Он чувствовал, как река мягко увлекает его все дальше в темноту. Вдруг лучи прожектора переметнулись на берег, геликоптеры повернули к городу, словно напали на новый след. Еще мгновение, и они исчезли совсем. Исчез и пес. Остались лишь холодная река и Монтег, плывущий по ней в неожиданно наступившей тишине, все дальше от города и его огней, все дальше от погони, от всего.»

Как мне не хватало этих кадров в картине Трюффо! Но не стоит слишком строго судить режиссера, ведь экранизация — очень сложное произведение искусства. Каждый кинематографист сталкивается с проблемой, когда из необъятного богатства самодостаточного литературного произведения необходимо выбрать самое главное, чтобы воплотить на экране, и, естественно, каждый художник видит нечто свое, а значит совершает свой индивидуальный выбор.

Следует отметить, что все же некоторые сцены фильма заслуживают глубочайшего уважения — например, чрезвычайно волнительная сцена сжигания книг вместе с их владелицей.





Когда в кадре горят страницы книг «Лолита» Набокова, «Братья Карамазовы» Достоевского, «Портрет Дориана Грея» Оскара Уайльда, «Капитанская дочка» Пушкина, «Марсианские хроники» и «451 по Фаренгейту» Рэя Брэдбери — сердце любого «книжного червя» невольно дрогнет. Интересно, что для съемки этой сцены Трюффо пришлось сжечь свои самые любимые книги. Кстати, в фильме пожарные также сжигают журнал «Кайе дю синема», в котором работал Франсуа Трюффо. На обложке можно заметить кадр из фильма Годара «На последнем дыхании» (1960), для которого Трюффо написал сценарий.




По слова режиссера, он загорелся снять экранизацию романа «451 по Фаренгейту» потому, что его всегда привлекала идея заставить актеров читать книги прямо в кадре. Интересно, что в романе главный герой читает Экклизиаста и Откровения Иоанна Богослова, а в фильме — книгу «Дэвид Копперфильд», чем обусловлена такая замена литературных предпочтений для меня остается загадкой.





Наиболее воодушевляющей, на мой взгляд, вышла финальная сцена в лагере «живых книг»* — людей, которые заучивают книги наизусть, чтобы передать литературную сокровищницу своим потомкам. Именно последняя сцена смогла впитать атмосферу романа и стать смысловым и эмоциональным центром истории «451 градус по Фаренгейту».


* Интересно, что люди-«живые книги», описанные в романе, на самом деле существовали — в системе советских лагерей запрет на некоторые книги «не той направленности» привел к тому, что заключенные заучивали некоторые произведения наизусть, передавая в дальнейшем их содержание в устной форме всем желающим приобщиться к прекрасному.