«На последнем дыхании» — дебютный полнометражный фильм Жан-Люка Годара, а также одна из первых и наиболее характерных картин «французской новой волны».



Фильм был снят на крохотный бюджет, и экономить съёмочной группе приходилось на всём. Годар не мог себе позволить операторскую тележку. Так что для динамичного движения камеры использовалось самое бесхитростное приспособление — инвалидная коляска. Он позаимствовал эту технику у Жан-Пьера Мельвиля.



Сценарий Годар и Трюффо сочиняли перед началом съёмочного дня, а диалог актёрам приходилось импровизировать. Чтобы сделать игру актёров более непринуждённой, Годар объяснял актёрам, что от них требуется в сцене прямо во время съёмок.

Использование ручной камеры и естественного освещения создают впечатление непосредственности, почти документальности изображаемых событий. Однако режиссёр сознательно разрушает эту иллюзию реальности: актёры и эпизодические персонажи то и дело смотрят прямо в камеру, а Мишель в начальной сцене побега, кажется, общается напрямую со зрителем.

Динамичный монтаж также напоминает о том, что перед нами всего лишь кино. Когда Мельвиль посетовал на затянутость фильма и посоветовал Годару исключить ряд сцен (в том числе единственную, где снялся сам Мельвиль), тот обрезал данные сцены, вырезав их начала и концовки, что придало смене сцен эффект неожиданной резкости, наделавший много шума. Так, Годар оказался родоначальником понятия «рваного монтажа».

Нельзя не отметить страстную любовь режиссера к деталям: надписи на плакатах (например, фанерный щит со словами «Жить, подвергая себя опасности, на последнем дыхании»), заголовки в газетах, «случайные» реплики, а также разнообразные отсылки к различным произведениям искусства. Впечатление «культурного винегрета» (пастиш) создаётся за счёт обилия аллюзий к культурным реалиям: звучит музыка Моцарта, обсуждается книга Фолкнера («Дикие пальмы»), упоминается Дилан Томас, мелькают картины Пикассо и Ренуара.

Сюжетная линия составлена из штампов голливудских фильмов в жанре нуар, которые обожает главный герой. Когда (дважды по ходу фильма) Мишель и Патриция оказываются в кинотеатрах, на их экранах развёртываются именно эти мрачные истории преследования и бегства.



Последняя сцена фильма считается одной из самых известных в истории кино; её часто пародировали и упоминали в других кинокартинах. Своим последним движением Мишель (а также Патриция, подражая ему) проводит пальцем по губам — как это делал в любимых им фильмах его кумир Богарт.



К американскому кино отсылает и эпизод, когда Патриция смотрит на Мишеля сквозь свернутый в трубочку постер с последующим кадром поцелуя Мишеля и Патриции. Он повторяет сцену из фильма «Сорок ружей», где вместо плаката используется ствол ружья. Годар считал эту сцену элементом «чистого кино».



«На последнем дыхании» изобилует и самоцитатами. По ходу действия Мишелю пытаются всучить выпуск альманаха Cahiers du cinéma, в котором в то время размещал свои статьи Годар. В одной из последних сцен сам режиссёр в чёрных очках и с газетой в руках оказывается в кадре. Мишель носит с собой подложный паспорт на имя Ласло Ковач — так звали героя Бельмондо в его предыдущем фильме, снятом Шабролем. А в следующем фильме Годара, «Женщина есть женщина» (1961), персонаж Бельмондо спешит домой, чтобы успеть на телепоказ фильма «На последнем дыхании». Характер Патриции и то, как её играет Сиберг, отсылает к её роли в предыдущем фильме «Здравствуй, грусть». Мишель Пуакар упоминает некоего Боба Монтанье. Боб Монтанье — это главный герой фильма Жан-Пьера Мельвиля «Боб-игрок» (1955).

Сам Мельвиль появляется в эпизодической роли писателя Парвулеску, у которого берет своё первое интервью Патриция. Ответы на ее вопросы и стиль поведения Мельвиль заимствовал у Набокова — все это он подсмотрел в одном из телевизионных интервью с писателем.